___Возможно, учебное проектирование мало соприкасается с реальностью, почти – дым, и  всё же лишь боги «большой архитектуры» отворяют врата академий! Явление Сперанского, руководителя мастерской, главного учителя, шефа, Мастера всегда предвосхищалось заранее, - это были стабильные часы консультаций: открывались двери, и в окружении, ореоле своих грозных конкистадоров проникала в напряженное ожиданием пространство возвышающаяся его седая, плотная шевелюра с пробором на бок, возникали орлиный профиль и стать, - перемещался по обреченным его взгляд отчасти небрежно иронический, отчасти сочувствующий, - активно имитируя трудовое усердие, дружно шуршали кальки, ходили рейсшины: и на самой ранней стадии проектирования тщились выложить на стол что-то не окончательно беспомощное, лучше бы побольше разных фрагментов, зарисовок, графических измышлений на тему, вдруг обнаружится какая мысль, или, всякое случалось, незамеченная в девственных потугах, на каком-нибудь отчаянно испещрённом листочке - идея; но входившие обычно переговаривались о чём-то своём, нездешнем, посмеивались, обстановка разряжалась, постепенно все смещались к первой и далее окружали последующую жертву разбора, ею на сей момент истины содеянного: глаголом жёг прежде всех и в основном Волонсевич, - витийствовал на основе предлагаемых обстоятельств, импровизировал, одно за другим источая решения, развивал; конечно, приветствовался диалог, какие-то пояснения истязаемого, устные, и совсем хорошо, если в сопровождении по ходу  уточнений графических; Трегубов мог бросить едкую реплику по поводу разворачивающихся на бумаге или в звуковом пространстве фантазий, а то вдруг совершенно противоположное в адрес распалившегося, бывало и такое, студиоза: «А он лихо рисует»; как бы то ни было, процесс этот сопровождался мимолетными и направляющими, по интонации почти снисходительными замечаниями руководствующего процессом, -
___Сперанский прояснял  какие-то варианты развития общей ли идеи, функциональной концепции, какого-то решения, отдельной детали или общей архитектурной формы; главное – приёма, то есть ясной и выразительной конструкции всех проектных составляющих, некоего архитектонического единства, в своём сочетании формирующего основную тему, характер, собственное лицо; конечно же, понятно, кем принималось окончательное решение: говорил, как бы рассуждая с самим собой, через паузы, будто нечто припоминая, вспоминая, - какие-то стихи могли вдруг прозвучать - параллельно с анализом логики распределения потоков, - о листьях на панели, (например, поэта Мартынова), осенних листьях, которые, меняя цвет, сбегали от кого-то куда-то … или вдруг какой-то оборот мог дать пищу рассуждениям о снах, их смутных образах, тех идеальных формах по ту сторону сознания, в ломких осколках которых беспомощно копошимся возвращаясь в реальность,  тех фантастических сновидениях, подробности которых нам никогда не сопоставить вот с этой действительностью, представляемых этими снами дворцах, таких призрачных и неуловимых, отсвет которых – это всегда как счастливая удача, как ключ и путь; как-то по поводу примерно набросанного плана - нечто неопределенное, ступенчатыми крыльями по дуге, обращённое к водоему, – высказался в том смысле, что это может быть красивым, то есть горизонтальный разрез будущего здания, демонстрирующий в своей сути не более чем сочетание функций тех или иных помещений и только, являющийся тем, что заложено в основу сооружения и глубоко сокрыто в нем, мог в принципе  восприниматься как абстрактная  графическая форма, как нечто самостоятельно эстетически значимое, - и это звучало как откровение, и это высекалось в сознании; но в другой ситуации резко и строго отказался даже рассматривать нечто аккуратно вычерченное, но исполненное на миллиметровке; мог час биться над каким-то решением бок о бок студенческий; в тех же случаях, когда не получалось определиться с какой-либо идеей на словах или в схематичном рисунке, особенно, что касается завершающей стадии подачи проекта, если оставались проблемы с фасадом, тогда вершился мастер класс абсолютного полагания в руку: снимался пиджак и в мягком материале да по кальке метра на полтора шла работа, и этот земной труд по гамбургскому счету был удивителен от небодержателя, и на глазах возникал архитектурный образ, ясно решенная форма, приём, - таким он и остался в их памяти: Трижды Мастер, Учитель, внешне безупречно успешный, всегда элегантный, аристократичный, в темном галстуке, рубашке идеальной белизны и с красными от сангины руками.

 

Ille te mecum locus et beatae
Postulant arces; ibi tu calentem
Débita sparges lacrima favillam
Vatis amici.

Et iterum Horatius Flaccus

Этот край — приют, благодати полный,
Нас с тобой зовет, и, быть может, должной
Оросишь слезой ты горячей прах там
Друга-поэта.

И снова Гораций
Перевод А. П. Семёнова-Тян-Шанского

 

 



 

 

 

 

 

 

 

 

 

___Поступление в это  учреждение, институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, именовавшееся запросто «академией», когда-то одарило ощущением, что вдруг стал хозяином своего будущего, на шесть лет во всяком случае, - и финал таким казался далеким, не верилось, что когда-нибудь наступит, и под торжественные своды входили и там пропадали…  Обучение в тех стенах на Университетской набережной именовалось работой, и свершалось это волшебное  бытие и время его  с утра и, бывало в периоды курсовых подач, до полуночи, и музыкальными руладами от пленочных бобин этот процесс сопровождался, и ночами случалось бдеть, и победы здесь отмечались и разочарованиями делились, и диван за ширмой присутствовал, и бутылки дешевого портвейна в иные моменты отдохновений опустошались, иногда вдребезги  да с танцами, и объяснительные записки в деканат периодически писались, и сессия сменяла сессию; но и летом, когда практика проходила в родных стенах, - а не, например, под жёлтым небом Средней Азии или среди долин Закавказья - с этюдами в галерее средь ожерелья бирюзовой майолики порталов и куполов усыпальниц комплекса Шахи-Зинда, где быть всё равно что совершить хадж в Мекку, под тяжёлыми сводами с набухшими от напряга капителями и высеченными в камне тварями-охранителями в пещерном храме Гегард или с холма на монастырь Хор Вирап  на фоне горы Арарат у камней древней столицы Армении, где и брат пророка Мухаммеда, и Тимуриды, и Ной, и ковчег, и Всемирный потоп, - здесь на северных брегах в родных стенах под прохладой парусных сводов, когда коридоры оглушительно пустели, а двери наглухо под замком застывали, те немногие собирались в «мастере» работу какую поделать и время как-то провести в этой отдохновенной прохладе; и кроме периодических летних практик всяких направлений распространяла академия флюиды свои через воплощённую душу Архипа Куинджи и на полуостров Крым, на южном побережье которого, в городке Алупка, немногим  выше Воронцовского, мавритано-готического характера, дворца был приобретён меценатствующим художником участок земли с последующей организацией на оном академических дач, и пусть в настоящем сия обитель творчества катастрофически опустела, в былые времена не одно десятилетие она служила местом живописного паломничества, посиделок и романтических знакомств. Здесь, в этом замечательном пункте возникновения тех знаменательных дач, «базы», в сих в райских кущах окрест, на этом, разлинованном террасами, крутом подножии горы Ай-Петри, среди хвойных эфиров садово-парковых изысков, где, словно в стране прекрасной Инисфайл, могучие деревья колышут свое первосортное лиственное убранство, кедры ливанстии и благовонные сикоморы, платан вознесшийся и целительный эвкалипт, прочие украшения древесного мира, коими старательной рукой русского дворянина земля эта щедро наделена, среди бесчисленных лестниц, крепостных башенок и стен, хтонических уступов, циклопической волей вложенных в хаос гигантских обломов, среди озёр и лугов, простроченных серпантином аллей, у громад и россыпей, пронзаемых ручьями и водопадами, в этом какофоническом переплетении ветвей и троп, ниспадающих в морские воды, они в студенческую пору и многие годы спустя пропадали с этюдником ли, альбомом, просто стаканом под простым кустом Индийской сирени, - и там, внизу у вод распределялись средь диких развалов от скалы Айвазовского к камню преткновения формы «бегемота», у камня формы «рояль» и далее, и  далее, - окунались в глубины, добывали мидии, жарили на ржавых листах железа, и звучали гитарные струны с напевами разных высот, - и смех, и слёзы, и поцелуи длились им во след. 
___Южное побережье, конечно же, провоцирует помпезные заявления, а следовательно соответствующую пряную, ломанную линию не только поведения, но и рисунка, - потому здесь, в сени экзотических  дубрав, под палящими лучами, в сопровождении ли пенных брызг на страницах являлись перекошенные и  разорванные, причудливые остовы стилистических архитектурных экзекуций, отсветы которых на оставшихся считаных снимках сегодняшним днём кажутся совершенно невозможными, как и многое прочее того времени, на что ныне да и спустя некоторое, не такое уж долгое время, как повелевает Хронос: «улыбнусь порою, порой отплюнусь», но диковатые в своих наивных порывах рисуночки те, тем не менее,  воплощались потом в тему «Вознесения собора», и тему «Готического ветра», и тему «Предвечной деконструкци», периодически до последних времён возвращающихся, и далее подобным образом произрастали здесь же или рядом, под одиноким платаном в редкие в ту пору часы одиночества - «тихая история камерной декорации и её составляющих возмутительных элементов», позже бесследно растекшейся акварельными картинками по галереям и закоулкам, однако, давшая жизнь десятилетней серии «Аргумент о Стене»;  и в здешних знойных отрогах  возникали первые экземпляры нарождающегося бестиария с его разлагающейся атрибутикой, зачиналась будущая акварельная коллекция дегенеративных персоналий, намечались контуры грядущей мифологии, здесь же отчасти, весьма натужно, но вполне плодотворно претворялась эпоха «Библиотеки Вавилона», - осуществлялась, по советам старших товарищей,  попытка погружения в тайные знания эзотерической каббалы, сефироты Священного алфавита, в его эманации и аббревиатуры, что формально, подобно местному древу «Бесстыдница», сливалось в увлечения сугубо иллюстративного свойства, фантазийно избыточного и нарочито декадентского, - первые рисунки к грядущей композиции «Натиск и триумф хананеев»; «Хананеи, воины страны подлунного изумруда Южной части Плодотворного полумесяца, земли Обетованной, изысканные и изощренные в апогее полуденных свершений» появились среди здешних пиний и кипарисов и под непосредственным влиянием сей вычурной эзотерики, а содеянный по возвращению на их основе кропотливый изумрудно-карминовый триптих, где на боковых частях по гарцующему с права налево воину о четырёх руках и усмешкой на архаическом профиле, в нагрудных подвесках, накладках, пластинчатых доспехах, защищающих душу и тело, первый с тирсом в правой верхней руке и чашей амброзии – в левой, второй, завершающий процессию, с копьем наперевес и жестом мудры, символизирующей бесстрашие, защиту и доброжелательность, в центре – слоновье шествие с пером простора и истины и трубами предвечного, и через все три части сирены парят поверх с гарпиями, герои стынут в среднем ряду, а также низверженный  враг и магическая атрибутика, плотно сплоченные в три группы, триптих, коий строго и накрепко был сокрыт в анналы внутренних фондов, - такими избыточными в своей содержательной фактуре (и даже более того!) рождались картинки в той, ушедшей на века за морской горизонт, звонкой и беспечной стране, стране, на перепутьях которой, оформлялся соответствующий, одноименный альбом, тот самый альбом, детали композиции которого произрастали из тех душистых и навсегда истлевших за ненадобностью пелён... И вот двадцать лет спустя в два сезона оказываешься вновь на этих склонах, но теперь с балконом на высокий морской горизонт и без одного рисунка, - возможно, пытаешься уловить нечто из впечатлений, понять что-то в самом себе, в новые дни окунувшись в старое море, вернувшимся и другим прикоснуться к чему-то далекому и единственному, по утрате чего, преследующая все новые комфортные дни отдохновений - печаль. В следующий заезд - какие-то рисуночки знаковых пейзажей и в следующий – в обрамлении «воздушной ротонды» её - ни пришей, ни пристегни - обитатели: графская Лилия друид верхних озёр, девочка-арапчонок, Доктор Хаос, восходящий Аквилон, схимник Калинка, - насилу сожители как соглядатаи несостоявшихся встреч, свидетели обреченной попытки…

 

18

 

 

 

 

18