II

«Nel mezzo del cammin di nostra vita
mi ritrovai per una selva oscura, 
ché la diritta via era smarrita.»

Dante Alighieri. La Divina Commedia. Inferno  

 

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад
перевод: Михаил Лозинский

 

 

08
У мокрого окна Виталий склонился
Рисуя итальянский карнавал
А вокруг такая хуйня творится.

В. Бурыгин. 35 цзыёптыть к Виталию. 1991

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

___Время перемен со всем его гулом, базаром и прожекторами вполне органично отражало уже почти обретённый творческий метод: и Ротонда, и Грот обращались в пророчество;  руинизированный пейзаж в принципе мог быть прочитан как символ смены, ухода и разрушения, как знамение смерти культуры, страны, как граница вдруг прожитой жизни. И перемены эти совпали со сменой самого бытия — он наконец-то обрёл свободу всецело отдаться в тенёта «чистого искусства», а «мирискусники», художники и поэты, проповедовавшие принцип «искусства для искусства», составляющие объединение «Мир искусства», занимали основные позиции среди ценностей той художественной или просто культурной среды, воззрения которой он разделял; и конечно, тогдашние соседи русских символистов, соратники по стилю и философии, французские импрессионисты и пост – это всегда было «наше всё», а вот к отечественным «передвижникам», которых принято было низвергать за их обязательную литературность, грубую дидактику, политическую ангажированность, нищий колорит, другие прочие грехи, и по поводу которых он с молодеческим пафосом так спорил со своей бабушкой, так вот, к принятию или возврату этой живописи в область своих интересов он пришёл значительно позже, на днях…
___Однако случилось в самом истоке той «Новой жизни»  некое краткосрочное возвращение в «Большую архитектуру» - конкурс на жилые дома в окраинном районе с идеей «Нового Петербурга». Предложение участия было выдвинуто группой  архитекторов вполне уже опытных, это были специалисты по планировке квартир, встроенным помещениям и генплану. В его же задачу входило решение фасадов. При достаточно жёстких условиях строгой планировки и этажности надо было начертать нечто с намеком на петербургский образ. И конкурс финансировался, и что-то получилось, и даже какая-то премия с дополнительным финансированием была выиграна. Но конкурс и его реализация – это всегда лотерея, и времена для строительной индустрии наступали почти невозможные, а после строительства в Москве здания цирка Юрия Никулина всякая деятельность в этой сфере в общем-то замерла. Наступила неконтролируемая эпоха толкучек, стоянок и мелких сделок, преимущественно – бартера.
___В этот переломный для страны и судеб всех миллионов период возникает, возможно, на основе совокупных впечатлений тема камерных композиций, по приёму нечто вроде спонтанных и безадресных иллюстраций, - рисунки из альбомов, почеркушки и намёки размытых содержаний претворялись в акварельные листы. Их скопилось достаточное множество, и сами альбомы разрастались и количественно, и в общих размерах. Некие персонажи в затейливых одеяниях и полураздетые, в условной смещённой среде, среди декораций, фрагментов и декоративных намеков выстраивались и пересекались, полонили листы и, казалось, устраивали по вечерам беспорядочные и торжественные шествия да под абажуры анфиладой скаредного скворечника на забытых Богом Песках; бестиарий фантастических животных и птиц, испещрённых и на грани распада, формы коих претворялись  в декоративную абстракцию неведомых предметов, составляя нечто вроде утопической предметной метафизики, шелестел им вослед, оставляя фрагменты и детали, преизбыточно делясь и разлагаясь...
___Борис Гребенщиков, лидер и бессменный конструктор рок группы «Аквариум» в это гулкое время ступил под низкий потолок, только что обретённой мастерской в том зыбком краю у Синопской набережной, вошёл в кольцах, амулетах, с духовными глубинами, шлейфом побед, признаний и славы. И совсем близко, но пока за порогом ждали Волки и Вороны, и Лётчик с истребителем, и Рамзес, и даже красавец Дубровский, и будут входить почти на глазах. А в тот первый вечер открывались папки, демострировались работы - створчатые листы Средневековья. Пили чай. В сопровождении более горячительном протекали последующие встречи, и как результат толкований, суждений, определений, предположительных формул и сомнительных догадок, как очередная и недостоверная попытка намёка на типическое в искусстве символизма пришла идея совместной работы над оформлением очередного альбома; то есть, а не рубануть ли нам проект «Сover Design»! Опыт предыдущих конвертов, учитывая  маргинальное положение группы по отношению к официальным вокально-инструментальным коллективам, к структурам советского истеблишмента вообще, а значит почти отсутствию возможностей, сводился  к строгому и весьма лаконичному приёму фотоколлажа. Новые времена при всей скудности давали новые возможности. Потому возникло желание насыщенного, сложного и даже переизбыточного контента как по содержанию, так и колориту, - стал важен культурный контекст, конечно же, история развития западной традиции, - приобретённый в первых же заграничных турах, объёмный иллюстративный справочник по этой теме был отличным подспорьем.
___Один предлагал основные идеи, другой трансформировал их в конкретные образы, компоновал, что-то добавлял,  и далее чередовалась взаимная корректировка… Так первый опус «История Аквариума. Архив. Том III» представлял собой абрис головы Будды, в котором был заключён пустынный, почти отсутствующий, ибо место это предназначалось для фотоколлажа с разодетыми в средневековые кафтаны музыкантами, пейзаж с бледными небесами, но рюмки водки после сей на грани исчезновения вид мгновенно пришёлся и сердцу, и душе, потому и даже попытка, в качестве пробы вставить героические персонажи была напрочь отвергнута, - так дегероизация парадной страницы воплотилась в принцип, но врезаны во плот на просторы водной глади под сенью баб и средь холмов в альбомные глубины рукою твёрдой Палыча Сергея, дофотошопова была эпоха, - и далее поверх сводов буддийской главы кружил эклектически структурированный декор с ангелами и прочей, приправленной декадентской символикой, барочной атрибутикой… И последовали: «Русский альбом» с разворотом Реки христиан, разделившей дивны брега, где царь из окна блюдёт омовение девы и святой Франциск на холмах среди птичек, где мир земель и ангельское трёхголосье, и рай, и ад, и тайная вечеря, и группа странствующих пилигримов предводителем во главе из анфилад ведома по золотым ея водам, и подобно малодушному Ионе помещаем глава в китовое чрево и извергаем на незнакомый брег, и хроникёры с евангелистами в кельях полисекционного скриптория заносят в анналы историю мира и откровения свыше, - от музыкального законодателя с грифоном по праву руку, чередуя святого Герасима со львом, кто инде уставляет: «сие повиновение имели ко Адаму зверие», прочих святых, затёртых временем, и завершает сей келейный ряд в угол, собственно, сам автор картины, тот скриптор, кто лудит эти строки, - и птица Сирин открывает эту планиду и чёрная спираль – уносит; «Библиотека Вавилона» на красном колоннами зачинала поход к магической таблице Священного алфавита, к письменам и омфалу; и «Пески Петербурга» в питерском районе Пески у Мытнинской на Большой Болотной написанный; оммажи и цитаты из росписей Новгорода и Пскова, русской иконы и лубка, французской средневековой миниатюры, ассирийского рельефа, итальянского треченто и кватроченто – Симоне Мартини, Лоренцетти, из гравюр Альбрехта Дюрера, - конечно, особы, особи и элементы, архитектурная графика Санкт-Петербурга, - тема, которая, всегда рядом, по обе стороны и за окном. Девять альбомов – результат этих возвышенных бдений. Одна из последних идей - одинокая арка с оголённой кладкой по дуге среди снегов, в пролёте которой благоухает лето, - так и не была задействована в качестве картинки к альбому, но успешно реализована как «Арка Аквариума» и пребывает теперь в анналах автора идеи, - и позже повторилась вариацией под заказ, и дальше жизнь идеи этой продолжается... Эскиз первого альбома получил развитие в композицию «Стена Святого Аквариума», реализованную в последние дни 90-го года, - были добавлены две арочно-ордерные ячейки, усилена  тоновая и  декоративная насыщенность. Структура стены следующего года также трёхчастная аркада, но в более аскетической романской стилистике и с классицистическим ордером - «Алтарь Ордена Тамплиеров». Так возникла тема стены, - каждый год следующих двенадцати завершался очередной стеной:
___По частям, осколкам, фрагментам читает настенные письмена узник добровольных узилищ. Здесь, среди стен спасаются молчанием и тишиной, здесь сосредоточение, когда только и остаётся, что размышлять о... стенах. Стена как воплощение закономерной формы, в тени которой человек может выйти из состояния текучести и отдохнуть. Стена разделяет мир и внутреннюю судьбу, которая вершится по своим законам где-то среди, под защитой, под спудом… Отделённый под сень стены грезит независимо от внешних воздействий - войн, революций, упадка, прогресса, недоразумений, склок… Стена - лезвие художественной воли, знак случившегося по ту сторону, поле свершенного события. И за стеной случается соскальзывать по наклонной. Мир был создан и спрятан за стену. Из пространства, в котором нет ничего, кроме залежей пространственно-временных структур. Откуда не бывает возврата и не возможно выглянуть. Видимый мир формируют стены. Стены окружают, преграждают, множат... Может быть, они секут этот мир, чтобы было легче его освоить, присвоить, представить... Стена разделяет мир и внутреннюю судьбу, которая вершится по своим законам где-то там, под защитой, под спудом, независимо от внешних воздействий - войн, революций, упадка, прогресса... Стена - лезвие художественной воли, знак случившегося по ту сторону, предел свершенного события. Мир был осознан и спрятан за стену. Из комнаты, в которой нет ничего кроме стула и залежей пространственно-временных структур, комнаты, из которой "О не выходи", Художник бросает свой взгляд в открытое пространство и видит... стену…
___Примерно такими ощущениями завершался каждый последующий год 90-х… В эти же годы кристаллизуется концепция места, – или плоскости и ее представления места, когда МЕСТО позиционируется не как место в зале, на площади и не место площади в городе, не место самого города в несуществующем ландшафте, но МЕСТО как вещь где-то там, по ту сторону… площади, атриума, личного пространства, пространства вообще… его объекты сочлененные и разложенные на части на фоне, среди деталей, поражаемые деталью, распределенные по местам, обособленные и всегда на месте, своём или чужом… И МЕСТО это существовало до нас, этого города, любого иного, городов вообще, оно сильнее события… МЕСТО как нечто порождающее, источник, матрица, как нечто существующее постоянно здесь и сейчас, становясь и раздаваясь, о чем-то напоминающее, слишком знакомое, - вот-вот и мы ещё раз протянем руку, внимательно взглянем и скажем: «место устойчивее человека». Так определялась формула «качества жизненного мира», гетеротопия места.  
___Метафизической немотой таинственный де Кирико привносил дневники утраченных сновидений, коллекции тех самых снов, где жёлтые закаты улиц в глухих проемах и немотствующие пустынные площади с задником туманного силуэта, скульптура и инструмент, - обязательный геральдический знак, сообщающий ностальгический тон, срезающей угловой сектор атриума, одинокой башне, башне, завершающей всю эту историю. То самое МЕСТО, обретаемое, открываемое как отложенное путешествие на край одиночества, определяло свой независимый статус, функционально трансформировалось, раскрывалось и полнилось как условное прибежище и кладбище маленького героя. И немотствующие Герои эти изо дня в день заполняли листы его камерной графики, - они совершали костюмированные прогулки, сплочёнными рядами громоздились в ритуалы, группируясь, устраивали странные игры, разоблачались в прах и распадались в декоративные элементы, путались фрагментами малой архитектуры, маскировались, замещались пейзажем и мимикрировали в деталь, - конечно же, воплощались в собор! - поодаль подтягивались, исполненные архитектонической значимостью, выстраивались «головы-концепты», поголовно препарированные и источающие суть, среди коих замечались просто портреты, некоторые лица вообще, образы неопознанных субъектов, - то есть, серии фантастических персонажей возносили свои знамена, реяли по страницам герои предпоследнего псевдоапокрифа... 
___Так открывался золотоносный прииск, возникали новые темы, а значит и новые вызовы. Осваивались другие композиционные  приемы и техники, - он все дальше уходил от архитектурной перспективной графики к плоскому условному  рисунку, к декоративности, чистым фактурным полям… В арсенал входили темпера, акрил…
___В один прекрасный день где-то на каком-то экране мелькнуло в контексте, возможно, выставки, нечто в каком-то интерьере,  некое изображение, разделённое по горизонтали,  волнообразное с активным локальным колоритом, - зацепило и засело на сетчатке. Так пришла серия пустынных пейзажей с плотной фактурной  живописью, с последующей лессировкой, - когда нечто появлялось без предварительных эскизов, по случаю и спонтанно, из воздуха, по настроению, исходя из того или иного содержания палитры, - серия «Марко Поло»! В дальнейшем пейзаж этот трансформировался в натюрморт, - конкретнее, это было  нечто среднее между собранием сосудов и столпотворением башен - «Археология»!.. и далее – в чистую, беспредметную абстракцию...
___Так случилось погружение в  эпоху масляной живописи! Весь путь истории искусств он прошёл в своей личной истории, - пребывая в ночном мраке своего я, отрекаясь или его постигая, теряя и становясь, он  умирал и возрождался  в следующий некоторый новый, очередной жанр: от наскального рисунка – настенных младенческих каракуль, через наивную повествовательную графику, учебный постановочный рисунок, фигуру, пленэр или натюрморт, архитектурный проект, перспективную объемно-пространственную композицию, и далее, через декоративную поверхность к почти знаку, символу, который теперь терялся в стихии цветовых глубин, - и откровение этой глубины являла собой многослойная масляная красочная поверхность.  
___Оперировать к категории универсума прерогатива теоретиков искусствоведения; ему же, и теперь среди сиккативов, лаков и прочих медиумов,  это ощущалось куда отчетливей, отведена роль рабочего – замес, укладка, шпаклевка, затирка, шлифовка и одна за другой перезапись, ибо многие возможности материала отдаляют удовлетворяющее творца завершение. То есть первые шаги в этой новой творческой жизни сводились к правилу, когда, казалось бы завершённые работы, но во-время не ушедшие и вновь попавшие под руку, возвращались на станок,  потому как некоторые места вдруг представлялись  вялыми, детали – неуместными, а вот там чего-то не хватало, - так подчастую работа не просто правилась, или обновлялась, взбадривалась (излюбленное определение),  но вдруг, помимо воли, исчезало одно и возникало другое, иногда совсем неожиданное… У холста надо бы порхать как бабочка, совершая изысканные па ассамбле; обращая кисть в шпагу, наносить меткие изысканные удары в неизбывную Вечность, - с вековой тяжестью палитры в руке и звездным небом над головой среди королевских особ и воинов в ряду копий небрежным Веласкесом смотреть в зеркало Всемирной истории, или сгорать героически Ван Гогом, -  он же орудовал мастихином, будто штукатурщик шпателем или кочегар кочергой, смиренно как раб корпел над вымученным и невозможным, - среди приручённых малого формата героев и псевдоруин совершал свои микро открытия ненадолго, а то ходил взад-вперёд мимо завершённого холста, стыдливо обращённого в стену, наконей, брал в оборот,изничтожал так долго лелеемое, – и тогда приходило облегчение, и палитра, такая жирная, обильно оснащённая плотной, вязкой и ускользающей субстанцией, покоилась в стороне, на плоскости… Первые работы много правились, дописывались… записывались.... В первозданном виде, позже всё же чуть усложнённом фактурно, выжила пара холстов, два архитектурных знака как  определение культурной эпохи,  две символические формы - «Католические постулаты». Прочие из первых – сплошной палимпсест.
___Впрочем, случалось и так, что в процессе нанесения имприматуры, которая у него часто при реализации какой-то темы представляла собой не общий тон и цвет, но трепещущую стихию:  по жидкой текущей материи чередовались удары и проходы мастихина с дальнейшим уплотнением и оснащением  цветом, фактурой, дабы потом  распределять в этой насыщенной среде объекты составляющие композицию, - и случалось, что вдруг эта подготовительная работа выходила из-под контроля и являлась самодостаточной вещью, не требующей дополнительного, основного, «главного» содержания; и это было нечто стороннее, совсем не то, ради чего весь процесс затевался, но пытаться продолжать работать в предполагаемом изначально направлении, значило уничтожить некую стихию, вот только что свершающуюся, - небывалое и нежданное, почти рождённое, пусть по случаю, но живое перед его лицом. Тогда он оставлял этот холст жить и брался за чистый… А бывало и так, что некоторые работы, побывавшие в выставочном процессе, видавшие свет то есть, вдруг превращались в подоснову будущих, например, островов. Так возникла тема острова-города или острова-храма, которая активно длится и в последние дни. История, когда из марева и тумана возникают очертания города-призрака, в глубинах тела которого формируется некое сплетение архитектурных форм и фрагментов, пересекающихся и теснящихся, но сплоченных и защищённых этой теснотой от внешней пустоты; будто романы, накладывающиеся друг на друга, эти дома и храмы, вертикально громоздящиеся в вышину на каменистой почве острова, зиждились и растворялись в бесконечности окружающих вод и небес. И следовала подобным образом история башни-города, которая представлялась уже просто на фоне, -  серия продолжающихся полотен…

 

 

5

 

 

 

5