III

 

 

 

 

 

__Роль копииста никогда не привлекала его. Побывать в гостях у гения, и в результате подробных рабских усилий получить некий отблеск, тусклую потугу, и если даже блестящего конкурента, то в любом случае этот результат  - ничего более, чем порождение бессмысленного двойника. Единственный опыт – студенческое задание на копирование архитектурного пейзажа из Пьетро ди Готтардо Гонзаго. Хотя процессу работы над той или иной идеей достаточно часто сопутствует какой-то помощник, консультант; кто-то появляется на столе, теперь - на экране планшета, преследует неотступно: череда людей, лошадей, знамён, аркад и далей; «идеальные города» и сражения; бесконечными рядами процессии. Пьеро делла Франческа и Паоло Уччелло. Затейливо и виртуозно переплетённые дороги, стены и замки дальних планов Андреа Мантеньи, его «Триумф Цезаря». «Триумф смерти» Буонамико Буффальмакко, с молодыми всадниками у подножия, взирающими, прикрывая ладонями глаза, в содержимое открытых гробов (memento mori); далее по ступеням схимники с отшельниками в ущельях - свитки в руци предупреждают, и в небесах демоны с косами, низвергающие грешников, ангелы и райские кущи с краю благоухают золотом, плотно собранные и живописно трепещущие; «Весельчака Буффальмакко» из XIV века от пизанского кладбища Кампосанто, в сравнении с которым циклы из жизни Христа Сикстинской капеллы – восхитительные, но простодушные иллюстрации, почти комиксы. Из новых времён - лаконичный Уистлер «из Санкт-Петербурга», который, как иногда казалось, стоил всех импрессионистов. Таинственные анфилады, скульптуры и пустота метафизического Де Кирико, автора «Гебдомероса», этого сна во сне, романа-автобиографии, где обнажён «демонизм каждой вещи», вечное возвращение и ностальгия. Последний авангардистский романтик Сальвадор Дали с его вихревым, трепетным рисунком, тонкой и вылизанной, лессировочной манерой, фокусами и кульбитами, жестом и позой, под закат - успокоением под камерной сенью Вермеера. Сам Вермер Дельфтский, его живопись стен и неба. Обри Бёрдслей, утонченно и тщательно выверенный, изысканный и черно-белый. Погрузивший «радужный» испанский ар-нуво в растительный мир своих фантазий, Антонио Гауди, увлечение которыми так навсегда и застряло в бурной, вопрошающей молодости. И важнейшее из искусств – почти, «чудо света»- одно из, и одно из условий действительных воплощений, одно из первых, сопутствующее и предваряющее «Дозор», неуклонно сопровождающее дни и годы, - подробно сочиненные с высоким горизонтом зимние дали и долы; пейзаж как симфония; воплощенное мироздание; пассионы, фуги и прелюдии, проносящиеся через невскую акваторию по островам; тайна, укомплектованная под спуд разбросанных по пространству мелких и частных событий и бытийств; сон и невесомость; вечная тревога, печаль и наслаждение смотрящего в этот, составленный по случаю и чисто надуманный мир: «Охотники на снегу».
___Питер Брейгель Старший.  Его  объемо-пространственный дар охватывать громады. Эта пластика ускользающей формы, где россыпи деталей и гармония всеобщего присутствия, а мифологический сюжет затерян в толпе, едва различимый всплеск. Этот дар воплощать простор всемирного бытия, к коему обожествляемая и титаническая троица: Микеланджело, да Винчи и Рафаэль, да и плюс коллективный Боттичелли, как композиторы - всего лишь прелюдия. 
___Рафаэль Санти. Всем школьникам  советских времён из учебника по истории становилась родной «Сикстинская Мадонна». Мало того, лик Младенца Христа в образе младых годин Володи Ульянова, - будущего вождя мирового пролетариата и неуклонного борца со всякой религией, - во время оно был воплощён в «октябрятскую звездочку», которую носили в виде значка все младшие школьники всех школ необъятной страны Советов. Своеобразно воплощенное чудо. Рафаэлево ли окружение, его мастерская, мафия, «банда», артель рьяных и молодых, свита наглых пиарщиков, святое дело по продвижению своего не менее молодого патрона исполнявшая по полной, тому способствовала, или его чистый гений – основа и причина всего. Именно  для церкви в Пьяченце, - где площадь с двумя конными кондотьерами, прогулка в тихое утро, кофе и круассан под низкой аркадой, когда и заглядывал в церковь эту,  - выпало на долю создать образ, до которого всем другим из долгого ряда мадонн, как до неба. С каждым годом в каждом очередном исполнении видно и совершенствование техники, и усложнение композиции, но в сравнении с той, что поселилась теперь в Дрездене, и удивление от встречи с которой русский поэт выразил в формулу - «Гений чистой красоты», все они, независимо от позы, окружения, субтильного пейзажа за спиной, или его отсутствия, - разнообразный, но всего лишь – ряд, один из многих рядов последующих, утончённых, прекрасных, чаще – унылых. У Рафаэля Санти, так уж сложились над его прекрасной главой созвездия, всегда - одухотворённых. И почему одной из многих так повезло, - или Аполлон плечо подставлял, или Господь направлял, или Оба. И рисунок «Голова молодого апостола» как купюра в 30 миллионов фунтов стерлингов –  не просто маркетинговый трюк. Рафаэль Санти! По нему кручинилась его невеста - племянница кардинала, а он любил дочь булочника. «Диспут» и «Афинская школа». Ватиканский дворец. По лоджиям и анфиладам случалось бродить часами, но две эти росписи в стеснённых апартаментах папского дворца не столь впечатлили, как в своё время их отголоски в выставочных залах Санкт-Петербургской Академии Художеств. Как и знаменитые лоджии, отголосок которых в Эрмитажной анфиладе, просторной и светлой, если не столь значителен, то более молод и чист. Но именно здесь в совершенном абсолюте воплощён его гений рисовальщика и организатора. Все прочее вперемешку с помощниками-учениками – драпированные ёмкости, разбросанные кучками и второпях, среди коих - то воинственный Юлий II отметится, то Гомер с Вергилием… Логическое завершение - Станцы Ватикана, где кисти его ученика, сверх энергетического и лучшего -  Джулио Романо, вволю оттянулись на столпотворении дерущихся во славу Константина, продолжили в громоподобном эросе Палаццо дель Тэ в Мантуе.

 

 

 

 

___Чудо и благоговение «Тайной вечери» от Леонардо, этой картины предвестия, - где предсказание и смятение, кисти рук и покой по оси, с её магически исполненными персонажами (сгрудились по одну сторону словно бы для фотосессии - спорят, где кому быть и кто есть кто) за столом с хлебами и вином, заключёнными  в стальную перспективу тяжелого кессонного потолка наподобие циклопической решетки, глухих, жестко очерченных проемов по сторонам и видом на голубые холмы через проёмы в торце, - ещё и в том, что после налёта англо-американской авиации стена с ней  осталась невредимой одна среди кромешных монастырских развалин. Мешки с песком спасли, или провидение – кто знает (Буффальмакко в Кампосанто с его Триумфом смерти повезло меньше), но миланцы восприняли это как знамение свыше и восторжествовали. И не напрасно, ибо, не смотря на катастрофические реставрации, а то и просто глумления, на многие утраты вплоть до постепенного и неуклонного исчезновения  в течение своей тяжёлой истории, - о чем бесстрастно повествует Википедия, - она под кончину века двадцатого усилиями супер технологий всё же воскресла наконец в своём непостижимом совершенстве, - и вот под венками с письменами и гербами в люнетах парит и поражает. В этой трапезной на линии первобытных событий христианского мира принимали пищу земную монахи, - кто из бывших в этом фантастическом пространстве не мечтал пережить здесь чудо ночи:  между последним земным застольем от Леонардо и Распятием напротив от загадочного, этим Распятием только себя и проявившего, Донато  Монторфано, то есть  за столом и по оси на Крест Спасителя!..
___Леонардо да Винчи светоносный, степенный и истомленный своим Даром, боящийся его или просто не любивший сам процесс изобразительного ремесла, - другое дело открыть какой-нибудь закон, объяснить природное явление, сконструировать динамический агрегат, военную машину убойного назначения, на лире повиртуозить в конце концов - это всегда пожалуйста; фантастический рисунок случался скорее всего как бы между прочим. Словно бы в бегстве от предначертанных картин всю жизнь провёл в поисках спонсора, скитаясь в роли дилера собственных изобретений. Бесконечные тексты задом-наперёд левой рукой среди гениальных набросков и не менее гениальных псевдо чертежей. Технику сфумато изобрёл: сидишь и вроде бы ничего активного не совершаешь, а что-то постепенно и очень неспешно проявляется. У холста творил в надежде никогда не закончить, а лучше – никогда не бывать. Герцог Лодовико Моро (то ли «Мавр», то ли «благодетель» от тутовника, чёрного и в изобилии произраставшего на улице Гончарова в Майкопе), пригласивший да Винчи в качестве инженера-гидротехника, и его юная жена Беатриче д’Эсте, разглядевшая в Леонардо прежде всего художника, автор идеи и смерть которой в 22 года при родах повлияла на развитие грандиозного сюжета, - силы судьбы, благодаря которым человечество имеет в своём арсенале чудо «Последней трапезы».
___Событие, кажущееся воплощением мифа, сочинением в назидание потомкам, сном размечтавшегося искусствоведа, исполненное символическим значением и случившееся не иначе как по воле Истории искусств, - состязательная встреча в палаццо Веккьо гигантов двух поколений:  широко почитаемого, традиционалистского и невозмутимого Леонардо с его открытием синего неба, улыбчивыми мадоннами, «Благой вестью» с монументальной росписью личного монумента и авангардного, энергетически и агрессивно настроенного Микеланджело, за молодой спиной которого уже были заложены в вечность Пьета и Давид. Два художника и две стены друг против друга плюс местные власти, желающие увековечить военные подвиги флорентийцев во время пизанских войн. История оставила лишь поздние копии с картонов к предполагаемым росписям, - у одного краска потекла, другой так и не приступил; от одного -  виртуозно скомпонованное сплетение всадников и  с другой стороны - победительная, представленная в ироническом ключе: то ли сражаются, то ли завершают второпях водные процедуры куча узловатых, натужно смоделированных и неубедительно составленных тел. По завершении «шоу-проекта» разъехались навсегда и без сожалений: один вернулся в Милан, другой рванул навстречу будущим сражениям - в Град мира. Но так и не удалось претенденту на звание Первого, этому маньяку титанических затей в своих живописных Мирозданческих циклах прорвать плен плоскости, - в скульптуре и архитектуре оттягивался. В сих же  оковах его величайший «компендиум Всемирной человеческой истории», на просторах коего он решил – или папа уломал, заставил - «взять вверх» над всеми современниками, предшественниками, включая и учителя - скромного Доменико Гирландайо, а также - из грядущего, кто только мог быть вообще. 
___Сикстинская капелла! Этот грандиозный памятник профессиональному хамству, - возможно, рок обрекает гения монументализма на столь брутальную позу, иные ли силы тому виной,  но пространство, где царили «Соразмерность частей вкупе с некоторой приятностью цвета», которые завещал человечеству святой Августин, когда по двум стенам разворачивались истории Моисея и Иисуса под звездным небом, парящим на парусах, превратилось после двух титанических приступов с паузой в двадцать лет в гимн атлетической мощи и тотальной мускулинной неизбывности, анатомический атлас или, как изящно выразился папа Иоан Павел II: «святилище богословия человеческого тела»,  и как следствие - в место неутолимого паломничества этого человечества, которое жаждет не покоя и гармонии, но удивления и восторга, ибо человечество это стало публикой. Вот эта публика и глазеет, открыв рот, на Всемирную историю в цветных картинках: на голый зад бога, уносящегося в плоские бездны; где прекрасные «неграмотные» юноши с ветвями желудей и без, которым не сидится на строго отведённых местах по углам картин из этой Истории; бесчисленных детей-гениев, торчащих из-за спин пророков и Сивилл, из каждого угла, и якобы подчеркивающих некое настроение там или сям, но лишь привносящих дополнительную нервозность и «сумбур вместо»; и прочих всяких рыб, чуд и небрежно писанных предков и не перечислить, включая пьяного Ноя и его сына – Хама, которыми эта История и завершается. И в качестве возмездия за пьянство и сон человечества, спустя время, шарахнул «Страшный суд»; без удержу группами и попарно сыпанул по ультрамарину алтарной стены груды узловатых тел, - не пожалели сбить Перуджиновы фрески с «Поклонением волхвов», младенцем Моисеем и Девой Марией (благо, - совершенство, концепт, перманентный источник - «Передача ключей» сохранилась!), - узлы переплетённых чресел, судилище, фон и поток, над коим проистекает, коловращаясь, вселенская «Божественная комедия». Так были реализованы самолюбивые притязания нескольких пап и мечты Художника, -  смысл бытия, грандиозность замысла и эпохальные поля, где сонм обнаженных фигур, их столкновения, страсти и ракурсы.
___Все выше перечисленные члены этой знаковой  троицы  всех времён и народов были обласканы властью, или властями всевозможных независимых городов и регионов, были снабжены всяческими заказами; всем выпало творить в счастливейшее время Высокого возрождения, когда повсеместно плодились неформальные группы гуманистов, неоплатоников и прочих  религиозных реформаторов, а папская власть при этом успешно разлагалась, -  и в какие бы истории они, эти исторические личности, по причине сложного художнического нрава или идейных устремлений, не ввязывались, всегда были прощаемы той - папской ли, светской - переменчивой властью.
___У всех троих гениальный рисунок, и у всех троих не сложилось жизни персонажей в живописной среде, - это или наивный пейзаж в виде декорации в качестве фона, или фронтальная  перспектива отлессированного интерьера, в которую фигуры будто вклеены, подобно участникам «Афинской школы».  Герой на фоне архитектурного фрагмента, фасада, в пустоте ли, усиливая напряжение или воспаряя в бездонном пространстве, срабатывает в полную мощь своих символических ипостасей, - но стоит появиться чему-то имеющему отношение к стихии воды, природы вообще, городской ли среды, - выходит нечто небрежно, почти неумело, или наивно и старательно сработанное, нечто анемичное, или чрезмерное, подавляющее, или отчуждённое. Давно уже работали  и Пьеро делла Франческа, и Мантенья, которые и пейзаж сочиняли изобретательно, и персонажи во всевозможных сопряжениях в эту среду вписывали вполне органично.  И каждый в свой час, конечно же, изучал Джотто, все микроэлементы произведений которого пронизаны неиссякаемой энергией и значением, того, кто заложил основы нового взгляда на мир и который, так и не выйдя из византийской традиции, а может быть, именно благодаря этому, сохранил в соём искусстве некую первозданную сдержанность, тот надмирный покой и вселенскую мощь, которые абсолютно исключали какую-либо фальшь или небрежность. Русская икона – преемник византийской школы, в этой традиции она и развивалась, и  вряд ли в наше время у кого-то повернётся язык назвать подобные приемы претворения сюжета наивными.  Но чем ближе подходили великие итальянцы  к «аутентичному» отображению окружающей действительности, тем сложнее поддавался изложению Священный текст, - то есть, чем более объёмными изображались фигуры, тем более плоско интерпретировался сюжет.
___Фра Филиппо Липпи, один из предтеч, родился в семье мясника, и с раннего детства – сирота. В монастыре - из милости. В пятнадцать -  обет монашества. В тридцать – свобода. Вскоре захвачен берберийскими пиратами – два года рабства в Африке. В тюрьме побывал монах-расстрига за мошенничество. В пятьдесят похитил из женской обители двадцатилетнюю послушницу, с которой по прошествию бурь венчался. Гонения претерпел всвязи, пока папа по очередному ходатайству Козимо Медичи не простил и не освободил пару от монашеского обета. Его божественная Лукреция стала матерью его прекрасных детей и моделью всех его мадонн, снаряжённых, к слову, по последнему писку флорентийской моды. Жизнь вёл беспорядочную и расточительную, потому преследуем кредиторами и в последний час, в последний и внезапный, - ревность чему причиной, зависть иль месть. Неким чудесным образом какое-то время оставалось искусству. Последователь Мазолино-Мазаччо. Небесный Фра Анджелико вдохновлял, хотя по темпераменту был полная противоположность. К сорока ввёл тондо – вписал композицию в круг: источающее золото и свет, свет и золото «Поклонение волхвов» по воздушным намёткам Фра Анджелико, где от ореола Марии по дуге скот домашний удаляется в хлев, на кровле которого троица великолепных павлинов – слава, бессмертие и величие, - и от царей с дарами лентой валит процессия свиты и магов на верблюдах и лошадях, измельчающихся и молящихся со сдержанным волнением, и народ за холмами множится и растворяется в бесконечность, любопытствующие горожане у стен домов и полуголая молодежь из последних терм и прощальных руин уходящего язычества сопровождают сей чинный ход, - взрыв великолепия и композиционная изощрённость завершают византийскую сказочность Раннего Возрождения. В преклонные лета, сторонясь суеты, обосновался в  Прато, где и свершил знаменательную кражу невесты, последующих мадонн и кончал приключенческий и витиеватый роман свой росписью собора сценами из Иоанна Крестителя и святого Стефана – от рождения до мученичества и оплакивания: в строго вычерченных дворцовых покоях, среди архитектонических скал мерцают воздушные фигуры в тончайших тканях, пронизанные неземной тоской и тревогой, бесплотные и обречённые. И, наконец, в Сполетто за росписью апсиды в апогее мастерства и душевных воспарений вдруг отлетел насовсем. Здесь и был похоронен. Филиппо Липпи не вошёл в историю сочинителем культовых брендов, - к ликам его матрон, мадонн не прилаживает усы какой-нибудь «маляр негодный» иль утончённый концептуалист, из них не лудят рекламу. Просто случились по жизни бурливой любимая жена и однажды - ученик, которого снабдил рисунком необщих моделей, волшебным сплетением тканей, лиц выражением: силуэтом и образом, что составлены будут учеником мечтательным и анемичным  в символы, знаки, тайны, в магию групп и рядов. 
___Сандро Боттичелли - не менее других бывал при власти, попадал под её очарование, влюблялся в эту власть и, как следствие, открыл и через всю творческую судьбу пронёс  идеальный символ своей платонической мечты, свою тайную любовь и модель - Симонетту Веспуччи, - у красы которой лежала Флоренция со всеми Медичи впридачу и которая умерла от чахотки в двадцать три, - без устали претворяя её образ в череду героинь разного рода живописных повествований и аллегорий. Тип женской красоты с отрешённой грустью в глазах, в плавном течении тел, объятых волнением ткани, - освоил, развил, присвоил. Хрупкая, неземная, отточенная и статичная графика этих созданий, с иллюминированных страниц словно бы сорвавшихся; нечто по поводу картинок «школы Рафаэля», только характернее, более выразительно выполненная и несколько предвосхищая, впорхнула во флорентийские палаццо иллюстрацией фэшн и праобразом глянца. Множил вариации «Поклонения волхвов»; от совместной с учителем, - всё более изобретательно тасуя персонажи, экспериментируя с ритмом и цветом, пытаясь организовать руинизированный задник, - через семейство Медичи в процессии, минуя многих прочих согбенных, всё более апологетически центрируя, и завершает в тондо: в элегантных тисках руин белого мрамора ряды волнующихся в ожидании своей очереди в позах, чередующихся крупами коней, и торжествующие фанфары, и объятие идеально вписанного пейзажа, и символический выразительный павлин. Божественные рисунки  к Божественной комедии. И далее этот нервический романтик, сменив великолепных Медичи на ниспровергателя и возмутителя, бичующего людские пороки, папство и власть вообще, проповедника и Савонаролу, который по отрезвлению флорентийцев и приговору синьории был  за эти проповеди публично сожжен; и, конечно же, воочию пережив это вполне закономерное аутодафе кумира и монаха-реформатора, ставит тому прощальный памятник «Мистическим распятием», - заглянувшем композиционным изыском прямиком в Серебряный век, - с Девой, обнимающей подножие креста, Флоренцией под небом голубым, из-под креста дымом над Римом, и «Мистическим рождеством», математически выверенным и символически переоснащённым, - пик творческого расцвета совпал с мировозренческим надломом, - после чего проваливается в безысходный творческий кризис; в отчаянии изничтожая многое из последнего, погружается в бездействие и полную нищету. Уйдут в прошлое и навсегда останутся для него недоступными видения с цветочками тысячи сортов (впрочем, перешедшие отчасти из Благой вести Леонардо) и листочки чёрных дерев, обрамляющие своей плотной материей ирреальные, тягуче драпированные события, - в болезненных изгибах полупрозрачные порхающие фигуры. И исчезнут вскоре на века эти бесплотные персонажи вкупе с флорой и оплывшими каменьями в запасниках бывших патронов, и воскреснут только уже благодаря прерафаэлитам, и напрямую зайдут в гуманистические зубы главного вождя викторианского культурного интеллектуализма, пылкого и сугубо кабинетного графомана-эссеиста Рёскина; и уж этот эстетствующий викторианец, возбужденный аллегорической раковиной или дуновением, общей аурой - по предположению некоторых - предсвадебного наставления шествующей «Весны»,  многословно рассыплется в свои трактаты «сводами», «куполами» и «вихреобразной динамикой света и цвета», - и поехали, поплыли  эти боттичеллиевские графические изыски и иллюстрации воплощаться в магический символизм конца XIX века, в «плачущих пауков» и прочие «поцелуи», в личико записной кокотки В поисках утраченного времени, в золото и серебро «декаданса».   
___Антонио Аллегри из Корреджо в отличие от своих старших прославленных  современников - «гениальный провинциал», тихий и скромный; своей кистью стен Ватикана не бороздил, - бежал больших городов и предпочитал глухую провинцию. Может потому сберёг свою «ангельскую душу» и в недолгие годы своего семейного счастья, пока провидение не обрушило на его голову все мыслимые беды, как бы запрещая художнику эту «слишком человеческую» радость, он успел воплотить невиданные до него картины светящейся в тёплых сумерках неги и покоя, с живущими,  - не присутствующими или нечто символизирующими, а именно живущими, - исполненными такой телесной и чувственной красоты, образами; ему впервые удалось сочинить эти отсветы очарования, близости и какой-то недосягаемой мечты. Это он откроет бездны купольного пространства, изобразив в ракурсе, уносящиеся ввысь, бесчисленное переплетение тел, предвосхитив тем самым маньеризм и барокко, и это он, - нет ничего прекраснее, чем скромность(!?), - увидев однажды сокровища художественных раритетов герцога Мантуанского Гонзага, с гордостью воскликнет: «А ведь я тоже художник!».
___Но кто знает, может и правду говорят, что не родится в глубинке чудо, ибо место рождения очередного Всемирного шедевра – Флоренция. Капелла Медичи, Новая сакристия или ризница была решена Микеланджело в белом и сером камне. И скульптурные композиции гробниц, и архитектурная пластика стен нарисована рукой одного Мастера. Но всё в этом пространстве зыбко двойным смыслом и неопределенным подтекстом: ложные окна, декорированные как фасадные; разорванный фронтон, как бы распадающийся и выстреливающий своей раной в XX век Фауста - век войн и тотального противостояния; сдвоенные колонны и спаренные пилястры,  аллегорические фигуры, пребывающие в полусне и вот-вот готовые соскользнуть с гигантских наклонных валют,  и в целом - вся аскеза этой строгой, неумолимой графики, подчеркивающей напряженную тектонику  безмолвной границы покоя и действия.
___Ему, герою этих критических размышлений удалось ухватить минуту одиночества в том холодном пространстве мертвых, и тогда он по-настоящему ощутил всю силу этого места, его величие, изваянное не в золоте, но в камне. «Затем что те мертвы и труд их - кончен».
___И далее через анфилады очередной шедевр Буонаротти – лестница в библиотеку Лауренциана. Лестница как скульптура! Тремя параллельными маршами валютообразных ступеней, разделенными низкими чуть не по колено перилами, только этому разделению  и служащими, сия взволнованная  матрона свободно выплывает на всё пространство вестибюля, и, поднимаясь всего лишь на высоту цоколя,  обращает это, расчерченное в три этажа плотным ордером, пространство в свою клетку. Лестница – драма! Всё в этом решении, и даже краткая сопроводительная записка от автора, звучит как привет в наш провокационный  иронический постмодернизм, или «высокий» и архитектурный постмодернизм, каким его представлял Чарльз Дженкс, не Поль-Мишель Фуко.
___Лестница от извечного метафизического соперника - Леонардо в замке Шамбор, двухзаходная, винтовая, две ветви которой, по спирали огибающие одна другую, но нигде не пересекающиеся, по рисунку, пластике подобна образу самого Художника, позднего и почти Божественного,  как мы его представляем по возможным автопортретам; лестница исполненная философии, лестница - опять же - скульптура, веер ступеней которой следует спиралями  профилей среди проемов и кессонированных фрагментов в строгом объёме абсолютной функции мощных пилонов обильно раскрепованного и утончённо нарисованного ордера. В этих краях долины Луары под просвещенным покровительством Франциска I наконец нашёл седобродый гений, - завершив изобразительную карму бесповоротно забронзовевшим, улыбкой и пальчиком указующим скорее на задний проход, чем на небо, Иоанном Крестителем, - успокоение от ненавистной живописи, обретя на старости лет полную свободу для архитектуры, иных инженерных изысканий: по смене ли русел, наведению мостов, в ряду ли дворцовых механических затей, изобретению музыкальных инструментов, просто музицируя, - однако с жизнью такой вскоре и рука онемела, засим и богу душу отдал на руках благодетеля, как гласит поверье.