ПЕСНИ РОЖДЕСТВЕНСКИХ ПРОГУЛОК

 

I

 

Стоит зима, застигнута покоем

Отсчета двух Рождеств в том государстве,

Которое имеет две столицы,

Где Юлиана чтят с Григорианом,

Пьют в Старый Новый год и просто Новый,

Петляя средь цифирей календарных,

В плену дворов и непонятной жути

Ветвей полузаброшенного сада.

Через ограду рвутся эти ветви

К снегам реки на Каменоостровский

Проспект. Со Сциллою Харибда

(Наручники, дубинки, спецжелеты…)

Бдят, провалившись в сумерки у пруда.

У одного черным-черно под глазом –

Отметина специальных операций.

Звериный мир под дедушкой Крыловым

Уж не спасает от разящей скуки –

Катают детский мячик по сугробам

Менты – Центурионы без стыда…

Вторично на небе появится звезда.

В гробы запаяны язычные скульптуры,-

Ладони трут российские волхвы,

И на ночь не распахнуты мосты.

Лишь средь кустов нелепые таблички –

Их надписи, что гордо повествуют:

Сатиры, музы, нимфы, амазонки,

Вакханки, аллегории и жены

Ромейских императоров, Виттелий

Петронии ваятель, Коррадини –

Страбонии, там юноша Баратта,

Дж П Троппели, «неизвестный скульптор»,

Гарсия под вопросом, Т. Квеллинус,

Ф. Кабиана – имена творений

Средь ступ из серых досок. Полыхает

Поверх дерев Михайловский дворец.

Ты ль не адепт, описанных здесь мест?

 

 

II

 

Ты ль не любил античные затеи:

Вакхические пляски, эвмениды,

Фонтан с девицей в тоге и с кувшином,

Обломы и фронтоны. В Петербурге

Всегда отыскивал концы архейских греков…

 

 

III

 

Что хорошо в столице – не для Коми,

Вагоны – рестораны – полустанки,

Под переборы струнные гитары

О Дерибасовской, сиротах и т.д.

Попали в мир «Туй Кузя коммунизму!» -

Неоновым огнем буравил лозунг

Советский строгий город Сыктывкар.

И закипела дружная работа:

Металл, стекло, замесы на рельефы,

Под роспись клеился живительный горох,

Гремят – звенят кавказские чеканки –

Зелено – серебристые носы

Изготовителей. Ты ж Моцартом кружил

Среди эскизов цвета лимонада

Под Брака, Налбандяна и Миро.

Комяк заглядывал в твое окно

И думал – вот работает Художник…

И звон летел по северным лесам:

Строителей отряды боевые –

Зеленых курток молодой задор

Рассыпались в траншеи и бараки,

Шумели ЗеКи… Утренний кефир

Каналы обновлял после спиртного

Младого тела… и холмы, холмы

До горизонта… Роковой пикник,

Прыжки с обрыва,

Танцы средь кроватей…

Творилось это, впрочем, под покровом

Облезлой перманентно Alma mater ,

Служившей полигоном ПТУ,

Искусства здесь местами истекали…

Пустынный камень гулких коридоров,

Спирали маршей – все круги, круги…

Помятые софиты среди утра –

Галактики вселенной, в класс рисунка

Мы проникали словно в полусне-

Натурщиков потрепанные лица

Пылали среди гипса, шторы, ширмы

И кронами Васильевский в окно.

 

 

IV

 

Кто не носил в семидесятых шляпы,

Потертый плащ и не писал стихов

Об одиночестве, дожде и незнакомке,

К ларьку не шел и не сидел в столовой

С лирическим прозваньем «Мутный глаз» -

Так окрестили общее творенье,

Не «Сфинкс» и не «Ротонда»… Предводитель,

Организатор будущих побед

Ты брал ключи размером с пистолеты,

И мы брели под сень алтарной конхи

С бутылками бургундского вина,

Где сочиняли, смехом прерывая

Друг - друга. Я был честный писарь,

Небрежный, правда, но вполне способный –

Из-под пера по залу разлетались

Картины жизни бедных рыбаков:

Веселый праздник должен быть в таверне,

Но появлялись странные пришельцы,

И завершалось все пустым собраньем,

Пустым и черным. Это ль не финал?

Закусывая луком худший вермут,

Ты диктовал доклады о сгущении

Вечерних сумерек, о надобности света,

И лишь свеча горела на столе,

И доносились топоты героев,

Богов вещанье, висельников вой,

И к пуншу мной примешивался гной…

 

 

V, VI

 

То были гимны наших посвящений,

Вертлявая Гертруда, Пилигрим,

«Здесь Николай? –Да'с, в некотором роде»…

Полковники, цыгане, и в пыли

Ты Гитлером под сценой задыхался

Под спудом фосфорических дымов…

«Как будто бой упал на плечи зноя!»

Проекты, торжества, дипломы, -

Ночные бденья, частые друзья,

Общага, Кузин театр «Дрянь»,

В котором скромное участье принимали,

А Александр Сергеевич Мудрый,

Спокойный задушевный человек,

Зав. Клуба, кто почил почти на сцене…

Где претворяли мы свои пиры,

Теперь притвор, дешевые иконки,

Лампадки, батюшка – недавний студиоз

Родного факультета. Перемены! –

Все тишь да гладь, да редкие бабули

Плюс надпись в вестибюле «Не курить!».

 

 

VII

 

Высоко в небе над Большим проспектом

Вороны крик. Андреевского рынка

Аркада незатейливо бежит туда, к Неве.

Прибитые оконца. По анфиладе шастает народ,

Надежду хороня. Там баба воет

В сорочке на снегу. Автомобильный транспорт

Уныло прет. Ты по 4 ой

Один или не слишком особняк

Минуешь, решетка из стеблей

(что делать коль лепестки из бронзы

и те слетают), поворот во двор:

над цеха окнами обширная терраса,

по черной лестнице кв. 8, за столом я

тебя встречаю на исход «застоя».

…Сегодня здесь отсутствует фактурность,

В проемы встали рамы евро типа,

Не выскачут во двор курить ткачихи.

Ткачихи что! – очищены мансарды,

И следа нет былых авангардистов.

А'ля модерн стенная наша роспись

Зачищена, под слоем обновлений.

Не завтракать нам больше на просторе.

Другие времена… А был Андреич,

В лилово замусоленном халате

Про волны пел, и жестами актера

Явление его сопровождалось.

Был крут и строг Утесова поклонник,

Посуды предприимчивый звонарь.

От рака помер. Все мне говорил,

Прикуривая Север Беломора:

- Бросать – не сразу… поспешишь – конец…

И рыхлое пространство коридора

Куда-то пропадало в бесконечность,

В тьму неизвестности… Лампады в 40 ватт –

Знакомый свет… чудесные хозяйки –

Тамара и Татьяна, их супы

И доброе ко всем расположенье...

 

 

VIII, IX

 

Бывало консультировал студентов,

Чертил домов лихие перспективы,

На кафедре иль в циркульном пространстве

Член заседаний в стенах института

Родимой академии. Стези

Какие-то искали на распутьях.

До одури болтались по проспектам,

И пропадали белыми ночами –

Среди домов зигзаги путешествий.

Я за трактатом читывал доклад.

О том, как некто вышел в тихий сад,

Мы сочинили нечто типа кредо.

Андрея Белого серебреные кубки –

Субтильные фантомы Петербурга,

Герои в колпаках и домино

То там, то здесь сквозили по рисункам

С известной расторопностью мышей,

Изъев брандмауэры наших аллегорий

До дыр. В тот вечер у аркады

Шуршали кальки, тикали часы…

Бумажные священные потуги…

Один остался верен классицизму,

Случались задушевные беседы

Об ордере и сути православья

В забытом переулке у Арбата,

И полнились нектаром под рулады

О классицизме, что спасает мир.

Спасли себя? К тому пошли ларьку? –

Как образно любил ты выражаться,

Направо посмотрев, потом налево…

 

 

 

X, XI

 

Страдали в оно время романтизмом,

И рисовали сплошь одни руины,

О кои зацепился я до гроба,

Тройчатку запивая анальгином,

Во след глоток портвейна – дар небес,

За сигаретой длилась сигарета –

Ночной паек под «Страсти по Матфею».

Бывало так – и Летчик заходил,

Известный прежде как импровизатор,

Трубач, де Сент- и пылкая душа:

-Привет! –Здорово! –Как дела? -Да так…

-Шурум-бурум! –Хожу –брожу по свету…

И далее за угол за добавкой…

Финляндию оставив сам третей

В оправе модной и с изящной трубкой,

Коробка Мокко, прочие дела

Прикатывал на чем-то иностранном.

-Что Греция? и –Таковы ль таверны?

-Когда один – не в радость и вино!

А вот монастырей предместья…

По скатам крыш скакали пересуды:

Хичкок, Тарковский, чертов коммунизм –

нам было на кого кивнуть в то время –

Стакан звенел и звезды чуть бледнели,

Следили как товарищи неспешно

Продукты от «Березки» потребляют

У теплых стен полуночной террасы.

 

 

XII…

 

………………………………………..

………………………………………..

………………………………………..

………………………………………..

 

 

ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

 

Как встарь витийствуем из мутных зазеркалий –

Двусмысленны любые совпаденья

На нашей православной стороне.

Пополнилась святынями землица –

Гремит Москва, щедроты расточая,

В глубокой дреме дивный Петербург.

Число седьмое. Словно в отраженье:

Мария, на руках ее младенец

В мерцании уютном сеновала,

Иосиф рядом и домашний скот,

И чуть поодаль движется народ –

Дары, дары, дары, дары, дары…

 

 

Январь 1998 г.

 

 

 

ОДНА ИЗ ПОСЛЕДНИХ ГЛАВ

На Новый год подмеpзло. Дождь опять

Пошел во втоpник, - пасмуpно и сеpо

В Рождественских объятьях: жухлая листва

Оголена в саду - ковеp из pжавых стpужек

Запаян в лед - местами подо льдом.

Его песок, твой посох, смех иль стон

Размочит сумеpек непpеходящих влага,

Очистит кpыши, спpячет гоpизонт

(скользит мой шаpик - тpепещи бумага!),

Немногий снег пpибьет и обезличит след,

Не важно: вдоль стены или пpомеж деpев

Отекшего, пустующего сада...

Что ж, цокот да шипенья за окном... -

Дуэт дождя и суетных авто.

Мы в добpый снег встpечались на Литейном.

Он заметал глаза и оснащал сугpоб;

Качались фонаpи, и, византийский дом

Пpойдя, напpаво вниз - четыpе-тpи ступени

В ночной тpактиp - пpямоугольный стол,

Где за «Синопской» стpофы посвящений,

Былого тлен... и как бы что воспеть!

Побыть на остpие, начать, откpыть, поспеть,

Тpяхнуть, поддать да выпpавить стези, -

Гpафин пpомежду визави...

Спустя неделю подоспел как pаз

Моpоз. На чеpном было золото - двоpец,

Впотьмах кулисы, сеpебpисты шубы

Таинственных пpохожих; скульптоp Шубин

На левое кpыло косит веселый глаз;

Пpавее главы - пpавославный кpест

Там-сям. Меpцает газ. И далее чеpез

Елизаветинский канал Конюшенная

С удлиненною ногой манеpный Гоголь где

Глядит на нас, и по оси сей шаpм

Чеканит пластилиновый жандаpм.

Кто, где и как, и что твоpит, зачем?

В каких миpах пpомчались наши лета,

Да как бы все пеpеиначить на мажоp -

Хотя миноp любимая тональность -

Беспечность возвpатить, добыть искpу,

А то деpзнуть на веpтуальные начала?..

Глаза несмело поднимаю в небо -

Быть в куколке по pунам цаpица Шеба

Мне наpекла, дpугому напpоpочила дpугое, -

Печальное, но все же с пеpспективой...

И вот под дождь скольжу к тебе смиpенно,

Товаpищ мой, слагать былые песни.

5. Янв. 1999