IV

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

___Русская безбрежность, разобравшись с кочевыми энергиями от Хазар до Монголов с Татарами, сохранив византийскую традицию, вновь обращала взоры в Европу, - постигала школу её военного искусства; отвоёвывала утраченное; возвращала и возвращалась в семью; билась и брилась; училась европейской светскости и светской живописи.

___Николай Ге – правнук французского дворянина, бежавшего от революции, - учился на математическом факультете Санкт-Петербургского Императорского университета, оставив который, поступил в Императорскую Академию художеств; по окончании с Большой золотой медалью, званием классного художника, пансионом и молодой женой «побежали за границу». Из Флоренции привозит «Тайную вечерю», первую картину из цикла Христова. Композицию решал через скульптурное макетирование - экспериментировал с подсветкой фигур: справа на переднем плане с поднятыми над головой руками в контражуре чёрный силуэт Иуды, как бы на чёрном постаменте собственной падающей на зрителя тени, далее левее ярко освещённая фигура апостола Петра, - автопортрет из будущего, - нависшего над столом, по другую сторону, опершись локтем и подперев голову, на ложе в античной позе собственно Иисус, в ногах которого на коленях молодой Иоанн, – лик  с портрета жены; от Петра и Иоанна на стене две тени, на фоне которых за спиной Спасителя сгрудились прочие апостолы, - Тинторетто до подобной драматургии было слишком далеко… Провал «Вестников воскресенья» и бегство во Флоренцию. Первый обращается к сюжетам из русской истории: «Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» - сын и отец, разделённые углом стола, несомненно, эта пара был известна каждому советскому школьнику, - опять полный успех. Но после (совершенно сейчас непонятного!) неприятия – «Пушкин в селе Михайловском» (так захватывающе рассказывал о задуманных картинах, что при появлении оных в готовом виде многие невольно разочаровывались!) навсегда укрывается на хуторе в Черниговской губернии: художник не должен торговать искусством! Обменивается периодически идеями и визитами с другом Львом Толстым. Отказывается от наемного труда,  работает в земских учреждениях, кладёт печи, бросает курить и становится вегетарианцем; гордится своим хозяйством, в котором участвует вся семья. И здесь, на хуторе случается его личное позднее возрождение! Во времена, когда для европейского изобразительного искусства образ Христа был совершенно утрачен, а Фридрих Ницше констатирует смерть Бога, он, предчувствуя свою кончину, в последнее десятилетие своего бытия земного создаёт свой «Страстной цикл», - мир обретает русского позднего Тициана. «Что есть истина?» - первая из последующих, запрещённых к обзору публики работ, - могла, было заявлено, «оскорбить чувство верующих». И действительно: в тяжелом золоте контражура с лягушачьей дланью, подобный дорической колонне, Понтий Пилат напротив тщедушной фигурки в тени красной стены, взлохмаченной  и с уставленными куда-то сквозь копьями зрачков: «Человек, которого били всю ночь, не мог походить на розу». В этот последний период переживает ощущение невероятного подъема, - работает дни напролёт, в свои чертоги не пуская никого, кроме жены. И когда она, с кем было прожито тридцать пять лет, вскоре умирает, ловит себя на том, что цепко следит, как отходит она, как леденеют её лоб, подбородок, а в ноздрях ещё теплится что-то, похожее на жизнь, и что вот эти страшные перемены надо запомнить,  для работы потом, над распятием. А Лев Толстой все подгонял, мол, тебе надо успеть как можно больше, никто другой так не сделает. «Совесть. Иуда», - это уже не принимали и даже близкие собратья по ремеслу: каменистая, лунная дорога, пропадающая в черноту ночи и вертикаль лунной спины в капюшоне - ни назад, ни вперёд, - и там, вдали в тёплых огоньках силуэты удаляющихся… «Голгофа» и «Распятие» - нечто небывалое в истории живописи по жестокости в экспрессии исполнения - холст изнасилован ударами, затиркой, изранен линией кромешного рисунка, - и Пикассо здесь был зачат, и весь XX век в этой грязной каше потом варился, пытаясь отразить катастрофические сюжеты собственной реальности. «Зритель должен стонать, а не умиляться».  Царь: «Это бойня». Толстой: «Так оно и было».  Некий поклонник возил через океан, но в НЙ в те времена из русских царил Айвазовский, и потому Христос Ге успех имел нулевой, - но и прочий мир ещё лет сто не принимал этих последних страстей. Был в мастерской в тот последний период Голгофы  сооружён крест буквой «тау» с ремнями: переодически гнал на него натурщика, взошёл и сам, – есть и снимок, где пожилой, обнаженный, распятый художник. 
___Иван Крамской начинал как писарь, фоторетушёр. Преддверие Императорской Академию художеств, по окончании которой, дабы получить заграничное пенсионерство, выпускники традиционно писали конкурсную работу на соискание медали. Крамской же возглавляет «Бунт четырнадцати», отказавшихся от предложенного задания на тему скандинавской мифологии. Покинув Академию, организовали  артель, которая, ориентируясь на принципы модного в эти годы разночинца-культурфилософа Чернышевского, заселилась семьями в общую съемную квартиру на Васильевском острове: жены вскоре перессорились, сами художники обнаружили неразрешимые противоречия во взглядах. На основе горького опыта с Николаем Ге (образование математика пригодилось как счетоводу) организуют «Товарищество передвижных художественных выставок», призванное по городам и весям пропагандировать «свободное искусство» и попутно обеспечивать некую материальную независимость. В это же время купец- меценат Третьяков, посетив Лондон, приходит к мысли о создании собственной художественной галереи. В течение десяти лет Крамской вынашивает идею и претворяет её «слезами и кровью», - пишет иногда по утрам с постели в подштанниках (что посвящённым должно быть очень понятно и знакомо), работает днями и ночами только бы «отделаться» от этого испепеляющего образа - «Христос в пустыне»: путник, присевший среди камней с застывшим взглядом под ноги; лунный пейзаж и слабая заря через сплетенные пальцы в замковый камень, - отщепенец перед проблемой выбора или обреченный на смерть. Явился художественный символ отрешения и жертвы. По вечерам чёрным соусом рисует заказные портреты с фотографий. Вскоре этот неутомимый трудяга и организатор-моралист, проповедующий, что «личное счастье не наполняет художников», женится на «падшей женщине», причём, вполне счастливо со множеством впоследствии рожденных детей, и параллельно создаёт загадочный портрет «Неизвестной», - почему-то в детстве кругом являлась, и  в журналах, и даже в дошкольных учреждениях  эта добротно по-осеннему упакованная особа с независимым и надменным взором чуть свысока, - впрочем, примерно так – перья и вуали - одевались тогда на рубеже шестидесятых советские женщины больших городов, - видимо, содержанка-куртизанка века XIX во времена послевоенного строительства воплотилась в новый женский тип страны самого передового строя. А когда-то и даже не всякий прогрессивный ценитель мог бы позволить себе поместить сей двусмысленный продукт в свои апартаменты, и досталась злосчастная «незнакомка» никому не известному Клюквину, и пошла далее по рукам «по вечерам над ресторанами» эта русская Джоконда,  пока после всех революций и войн не нашла себя в Третьяковской галерее… Помимо этой красотки Крамской, конечно же, автор первой в новой русской живописи серии великолепных портретов его великих современников. Он растопил дорогу ко Льву Толстому, царскую семью воплощал, прочих высоких особ бесконечной чередой. И эта череда, успех и слава, и как следствие - квартира с лучшей мебелью, кабинет достойный государственного чиновника и банкира, изящный длинный редингот с атласными отворотами, роскошная дача, клумбы и оранжереи  всё дальше отодвигали задуманную когда-то картину, идею широких форматов беззащитной проповеди в окружении грубой толпы, - так никто и не узрел, что было там, за коленкоровой линялой занавеской, и было ли вообще, - возводились одна за другой мастерские, снимались помещения в импозантных особняках, но всё большее пространство отнимали суетные сессии, необязательные заседания, аневризма и морфий… Работая над портретом доктора Раухфуса, упал с кистью в руке на пол лицом в палитру.
___Создателя русского лирического пейзажа Саврасова вдохновлял Джон Констебл, громады швейцарских Альп, Валаам... Что и оказалось прологом к волжским раздольям и полям с зияющими в лужах и грязи дорогами. (У барбизонцев мощение также вполне отсутствует, но колея на французских полотнах полна романтизма, и домашняя живность полнит их луга, - поди отыщи корову в русском пейзаже.) Преподавал в Академии художеств и восторженно гнал студентов на весенние этюды. Создал хрестоматийное - «Грачи прилетели», незатейливое, сердечное и пронзительное: чахлые, кривые берёзки, талый снег, через чёрные избы шатровая колоколенка, серый горизонт и облака, где, как обугленные груши, птицы средь прожилок ветвей у гнёзд.  Умирают жена и одна за другой четыре дочери, на что отзывается безысходной, воронкообразной - «Могила на холме». И эта «могила»  в творчестве его ученика Левитана становится прообразом для самой главной картины русского пейзажа - «Над вечным покоем». Убитый горем вдовец тихо и неуклонно погружается в пьянство. Лишён права преподавать и выселен из казенной квартиры. Спиваясь, тиражировал своих «Грачей», дабы раздобыть на чарку и кусок хлеба, - изготовлял пейзажи крошечные и беспомощные, в которых все менее пробивались остатки былого таланта. Умер в городской больнице для бедных. Прощались со своим «Академиком» оборванцы с Хитрого рынка.
___Иван Шишкин парадный портрет русского пейзажа открыл не без помощи дюссельдорфского романтизма, -  конечно же, традиционно, будучи пенсионером Академии, бродил и у подножий вездесущих швейцарских Альп. Репутация бесподобного аквафортиста. После смерти жены и двух сыновей запил горькую - не работал год. Спасла малая Родина – Елабуга. Бродил по лесу неделями лохматый и могучий за этюдами, прикармливая прибившуюся волчицу. На основе этих этюдов пишет эпический образ русской природы - «Божья благодать. Русское богатство. Рожь». Этот колосистый с уходящей дорогой и могучими соснами пейзаж украшал потом десятилетиями в новой советской стране учебник по чтению «Родная речь», как, собственно, и, написанное позже, одиозное «Утро в сосновом бору». Это «Утро» тотчас в виде фрагмента разошлось на фантики конфет «Мишка косолапый», и протопали эти мишки через СССР в постсоветскую Россию. Скончался за мольбертом с кистью в руке.
___Пейзажист по прозвищу «Птичий доктор» Архип Куинджи начинал как – стоит ли удивляться – ретушёр фотографий. После знакомства с Крамским и Репиным находит свой живописный язык: плотность тона, насыщенный цвет, исключительное внимание к фактуре, предельные композиционные обобщения, что создавало максимально выраженный контраст между светом и тенью, небывалый эффект цветовой глубины, - практикуя игру в шахматы с великим химиком Менделеевым, попутно выведывал химические тайны пигмента. Организовал первую выставку одной картины с искусственной подсветкой средь чёрных драпировок, некий своеобразный перфоманс. После обвинения коллег в отсутствии духовности и в погоне за чрезмерной эффектностью закрывает свои полотна на 28 лет, - то есть, тайно творит, совмещая успешные операции с недвижимостью и уроки с учениками; птичек на крыше кормить любил, балансируя на карнизе, лечил их; активно занимался благотворительностью; всегда помогал ученикам материально. Был счастливо женат, - жили предельно скромно, однажды в Крыму – в шалаше. После кончины оставил полтора миллиона обществу художников.
___Василий Поленов – русский Леонардо: музыкант, кандидат юридических наук, архитектор, официальный художник цесаревича на русско-турецкой войне и Народный художник советской России. Первый восстал против строго принципа народности и критицизма Товарищества передвижных художественных выставок.  «Искусство должно приносить радость и счастье, иначе оно ничего не стоит». Петербуржец - житель дворов-колодцев, в Москве снимает квартиру и пишет из окна «незначительную картину», - сомневался, что будет вообще допущена на выставку, - «Московский дворик». Но коллеги с энтузиазмом поддержали, и повалили толпы народа: трава с детишками, заборы, сараи, домик на подклете, луковицы куполов, опять же – шатровая колоколенка и чахлая зелень под нерешительными облачками, - и все это такое простое, наивное и пронзительное вошло в сердца всех последующих таких разных детских поколений. Так появляется в русском искусстве интимный пейзаж. В течение пятнадцати лет работает в духе позднего академизма, пытаясь возродить  крупноформатную историческую живопись - «Христос и грешница». Картину приобретает император Александр III. К этому времени счастливо женатый художник по собственному проекту на крутом берегу Оки строит дом, мастерскую «Аббатство», Троицкую церковь, - благо, был опыт с Васнецовым строительства волшебной  Спаса Нерукотворного в Абрамцево, - и домашний театр для крестьян. Здесь среди своего обширного семейства после путешествий по святым местам создаёт «Евангелие от Поленова», серию из шестидесяти картин. В начале послереволюционных голодных 20-х пишет 80 картинок для диорамы с видами заморских пейзажей. С этим «Волшебным фонарем» ездит по деревням, приглашая голодающих обитателей к путешествию «Вокруг Света». Во время, когда его бойкие коллеги-авангардисты в кожаных тужурках по столичным площадям оформляют всякого рода политические оргии к новым советским праздникам, он к девятому десятку создаёт музей и первый Дом народного творчества. Ушёл из жизни спокойно в свой любимый июль, когда природа «в полный лист».
___Великий русский художник Исаак Левитан родился в бедной еврейской семье. Учитывая  его дарование, при поступлении в училище был освобождён от оплаты обучения. Учился у Перова, Саврасова, Поленова. Смотрел вокруг красивыми грустными глазами, с которыми и вошёл в образ Иисуса Христа на - «Христос и грешница» кистей Поленова. Смотрел в небеса, восхищался и плакал. Друг по учебе Коровин сказывал: «Довольно реветь, Исаак!» Отвечал, сердясь: «Константин, я не реву, я рыдаю!» Всегда «разочарованный человек», обладал тайной мотива.  Женщины тянулись, жалели и любили. Другой не менее талантливый товарищ – Антон Чехов, случалось, воплощал его романтические истории в литературные образы, на что тот обижался,  - однажды чуть на дуэль не вызвал,  но потом остывал и опять делился невзгодами и просил совета. Однажды в порыве романтической страсти подстрелил чайку и бросил к ногам бывшей избранницы в знак завершения отношений, - и красуется теперь эта птичка символом Московского художественного театра имени А. П. Чехова. Не был религиозен, но из некоего внутреннего упрямства своей иудейской веры не менял, потому в периоды соответствующих кампаний бывал из столиц гоним по направлению «исторического места». Товарищи и покровители вступались, а он замыкался в оскорбленном достоинстве, - в один из таких печальных периодов и была как бы в отместку написана «Владимирка»: дорога, уходящая за горизонт среди серо-зеленоватых полей, вдали  нечто напоминающее монашескую фигурку и поклонный крест-голубец, светлое серое небо, уплотняющееся к горизонту, с ватными подвислыми облачками, - мученический путь на сибирскую каторгу, и не смотря на то, что уже давно для этих скорбных нужд использовались вагоны железной дороги, для каждого из обозревающих этот «исторический пейзаж», звучало: «динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный». Работа осталась невостребованной, - и даже Гиляровский, этот московский Аретино, отмахнулся. Уговорил Третьякова принять в дар: «…возьмите её и успокойте меня и её». «У омута» - работа того же времени… Но в счастливую рубрику «С чего начинается Родина», с детства вошло: «Золотая осень» с речушкой по дуге и золотом листвы по сердцу; «Март», где снег на солнце и лошадка у крыльца в нечто среднее между Каширской начальной школой, поселковой администрацией и сельской больницей; «Свежий ветер. Волга», в котором за рябью вод особенно впечатляли красный корпус баржи с физиономией на корме;  наконец -  «Весна. Большая Вода», что воочую на Волге разливалась каждый год…
___Бывший семинарист Васнецов учился у Крамского и начинал как эпигон критического направления - тема униженных и оскорбленных. И от приземлённости «передвижников» вышел на траекторию сказочного la’rus стиля модерн. Вдохновился рассуждениями всеобщего учителя и мудреца Чистякова  о репинском подводном царстве в «Садко»: «не цвет воды должен задавать тон, но веяние впечатления от былины должно задавать мотив всему!» Сделал эскиз трёх богатырей и предложил в подарок Поленову. И добрый друг ответил, что примет, но после того как будет написана, собственно, сама картина. Что и случилось… двадцать лет спустя (также впоследствии была удостоена чести быть помещённой на переплёт букваря) во времена, когда работа над сказочными темами шла по многим сюжетам и образам, в разных формах. На рубеже веков создаёт свой «Страшный суд» для  Георгиевского собора в Гусь-Хрустальном, который после многих исторических катаклизмов был лет восемьдесят спустя реставрирован и как эхо от Суда великого Джотто теперь в пространстве музея после очередных политических передряг в XXI век новой России водворен.  Ещё в начале 80-х была задумана великолепная «Спящая царевна», и продолжила она свой сон через войну, революцию, опять войну - Мировую, очередные две революции и вновь войну, теперь гражданскую, - художник работал над ней до последних дней. Каждый дюйм композиции решен остроумно и виртуозно, продуманы позы, предметы, насыщенный намеками декор; безупречен рисунок , использующий все тонкости  достижений русского модерна, - случилось царство сказаний, будто бы собранное воедино из всего предшествующего: фасады  дворца, уходящие  в перспективу, беседка на дутых колоннах, раскрывающаяся на зрителя, где возлежит на высоком ложе в расшитом золотом сарафане царевна в окружении её челяди по лавкам во сне; еловая чаща с редкими березками и водной хлябью в предвечерних легких сумерках наступает неумолимо – цветочки и стебли пробивают тяжелую доску полового настила. Из таинственных далей дворцовых палат через дремлющего стражника взгляд нисходит к старой няне с котом в руках, приютившейся в нижний левый угол, и через томно склонённых в ряд девушек-чернавок, по диагонали устремляясь к изголовью принцессы, замирает на её дремлющем лике  и далее обрывается прядью, вырвавшейся из-под короны, над притихшими бок о бок зайцем с лисой у лаптей навзничь умостившихся на ограде скомороха, гусляра и старца, по их главам у правого края опять ниспадает; медведь в спячке на переднем плане,  грубо завалившийся намедни из соснового бора; маленькая чтица - русская версия персонажа из нидерландского «Ночного дозора» - спит, и под ней, подобна кроватке, - раскрытая книга: "У нас белый свет от суда Божия, Солнце красное от лица Божьего, Млад-светел месяц от персей его, Звезды частые — ризы Божии, Ночи темные — думы Господни, Зри утрени Очи Господни", - все спят в этом, уподобленном раю, сказочном месте, и все едино слушали истины из «Голубиной Книги», пока их не одолел сон, колдовской и спасительный, укрывающий от бед, тревог и катастроф… В детстве вглядываясь в открытки со сказочными сюжетами этого волшебного художника вряд ли кто считывал трубные гласы времён, но нечто таинственное притягивало детское воображение, будоражило, пугало. Ежедневно в прихожей детского сада, почему-то всегда полутемной, «Аленушка» - девушка с босыми ногами на валуне на фоне чёрного леса с почти безумным взором в омут со стены встречала и провожала, - а ему казалось, что смотрела всегда на него сверху вниз, при встрече...