Эпилог

___Современное искусство, начиная с русских мирискусников, западных декадентов вообще, - конечно же, не обязательно их включая, - определило главной ценностью - проблему самовыражения, и далее, собственно, как главный феномен творчества была подъята на щит личность художника, всевозможные формы её воплощений, вплоть до физиогномических данных, посредством которых эта личность обязательно обращается во вне, активно педалируя характерные особенности, главным образом скосы и вывихи, в коих неустанно публично трепещет; вплоть до физиологических, говоря напрямую, отправлений довела эта тернистая эстетически выспренная интеллектуальная доля. Вослед Гегелю, определившего эпоху Романтизма как завершающую всю историю искусства, воинственные ряды, наслаивающиеся один на другой, открывателей нового, предсказателей мрачного  грядущего и зачинщиков всех видов авангарда принялись с тех самых пор завершать, подводить итог, хоронить, верещать и завещать. Изобразительное искусство со всеми его категориями, секциями и отсеками, судя по многочисленным трактатам ушедшего столетия, давно приказало долго жить, что уж говорить о живописи, обратилось в симулякр, даже не копию, а цифровой штамп, оттиск, тень, - тень и та куда вещественнее; натягивают холст и берут в руки кисти лишь очень странные люди, а то и просто больные фанатики; последние - уже в который раз – герои да умелые дельцы стараются на этом благополучно исчерпанном прииске.
___Чем сильнее пощечины общественному вкусу, чем больше единственно правильных обликов искусства, не допускающих альтернатив, чем активнее «научный пуантилизм», супрематизм, неогеометрический концептуализм, оп-арт, поп-Арт, тем меньше собственно живописи. «Символ с самого начала заявляет о себе убийством Вещи — и смертью этой увековечивается его желание». Постмодернистское понятие игры обозначается термином «симулякр», и если протоистория всего постмодернизма кроется в опытах с системой репрезентации – прото реди-мэйды, то и настоящая живопись как инновационный проект – это не более чем отложение фекалий, анальное влечение, мимикрия себя: картина – смерть, а смерть – высшая сублимация.

___В общем, оглядевшись по сторонам, если следовать общей традиции деления на три, то и современный художественный континуум можно разделить на три категории:

1. Предметы,  извлечённые из окружающей нас реальной действительности и привнесённые в художественное пространство, а значит, позиционируемые  как арт объекты: инсталляции, перформанс, подавляющий контент contemporary art; 
2. Художественные изделия, изготовленные в сугубо  декоративном или технологическом  приеме, копии художественных произведений, именные или общие стилизации,  народный промысел, лубок…
3. Собственно продукт художественного творчества, -  произведения искусства, в которых явлен почерк, язык художника, его стиль.

___Конечно, каждая категория в свою очередь также может быть разделена на секции и ранги. Последнюю, к примеру, можно было бы разделить на уровни, каждый из которых подробно характеризовать, а именно -  гениев, титанов, героев, схимников или…  наконец, скромных весельчаков, скромных, но обладающих, тем не менее, собственным, художественно выраженным, взглядом на мир. То есть, в этом последнем разделе - и Leonardo di ser Piero da Vinci, и Илья Глазунов, и кто-нибудь совершенно тёмный, забытый, безвестный, а значит - неведомый и даже представителям самых глубинных толщь искусствоведческих или, тем более, кураторских сфер.

___Где-то у русского филолога Аверинцева обозначена некая принципиальная граница, а именно, что  отличает ремесленника (теперь принято  говорить – профессионала) от Художника: один знает на что он способен, а другой – нет.
___ Бдение за холстом – это прежде всего способ защиты от страха перед возможным вдруг отрезвлением в скрывающимся за послезавтра будущим; подобие истинности; иллюзия событийности; или наивный способ избавиться от других; стремление быть наедине с собой; удобное, кивая на небеса, оправдание этого одиночества; возвышенное объяснение патологического свойства характера всегда быть в стороне, вдали от теснимого шума извне; ни за что и ни за кого не отвечать, затесавшись по ту сторону той самой действительности, которая и есть – жизнь сама по себе, реальность, за которой и брезжит то самое человеческое счастье.
___И за этим следует неминуемая расплата – уход любимых людей, периодически навещающий синдром всякого рода разочарований, раскаяний, после которых звякающие предупреждения разнообразных тональностей звоночков и звонков, приступы зависти к «громким, дерзким и потрясающим», соответствующие мысли по ночам и в последующее утро Настроение, как после дурных снов.
___Пять тыщ лет тому царь героев Гильгамеш, ниспровергатель устоев и правитель Урука сидел над трупом друга Энкиду и плакал; обхватив чело, горевал до тех пор, пока не появились в глазницах черви. По сожжении тела понял - и сам тленен. И охватила его смертная тоска и ужас обречённого. И пошёл к Мёртвому морю искать бессмертия. Не нашёл. Друзья-товарищи, с коими весёлые чаши сушили, близкие и родные чередой уходят, удаляясь и уменьшаясь; но нет страха, лишь печаль и вздохи по всё большей оставленности. Время с его истлевающими днями гасит чувство не только к отдалённым в пространстве, охлаждая редкостью встреч. Но и мёртвые, его, наши мёртвые растворяются где-то там, в давнишних событиях, блёкнут, словно тратясь в последующем, ступившем на смену. И, кажется, они в нашей памяти продолжают повествовать в том стародавнем, старом, неактуальном из шкафов с нафталином, или во снах почти еженощных появляясь ненавязчиво и вдруг, скромно в чем-то участвуя, якобы. Ибо они своим отдалённым появлением вовсе не в курсе, что случилось, происходило многие годы по их уходу, и что ещё будет, и как поменялось всё, и как изменились и ещё изменимся мы. А по следам - песок, клочья и пыль, зелёная патина. И если где-то там говорим с ними, то каким языком и что, если слишком другие. Почти не мы. Однажды рисунок явился на свет, подаренный когда-то одной из дарительниц дней счастливых-младых, рисунок забытый напрочь на все почти сорок лет: в пространстве пузатых колонн и аркад буйный пир толп уродов, в капюшонах, вытаращенных, якобы средневековых, - и всё это сделано странным, совершенно незнакомым, с потугой на некий академизм штрихом, рукой вроде бы узнаваемой, но и одновременно чужой, уже мастеровитой, но и наивной, почти глупой; и сам рисовальщик, представший за этим, будто старый знакомый, странным образом неприятно о себе напомнивший, - я в тебе и никуда не девался; словно мелькнуло утратившее смысл отражение, за которое в настоящем - неловкий стыд; или фальшивый двойник, нехорошо подмигнувший: чьё это, полагаешь? кто здесь? не твоя ли сущность? не ты ли здесь настоящий?..
___Или думаешь, что этот анахорет, кропающий строки в попытке прихватить радужные перья времени, оседлать и отметить несуществующее настоящее, явь, сонм и голубую печаль, отпечатать на память вечную, - тот, кто тщится быть и есть настоящий? Оставленный и оставшийся на добровольной удалёнке с незапамятных времён, под медлительный напев, под удары и темпы Гульда-Рихтера от Четвёртой Линии через Пески к Прачечному мосту, этот под спудом ораторий и страстей листающий альбомы и бумаги, надцатый раз покинутый, но пока посетитель дач родственных, пригородных пристанищ старинный гость.  
___И то правда, есть счастливцы, кто пишет по заре книги или танцы с песнями; полотна за полночь маслом унавоживает; бдит, а за стеной жена хлопочет - и по хозяйству, и за продукцию художественную; дети с уважением тишину соблюдают; клиенты перспективные и благодарные послания шлют, а то и попросту в приемной рыдают. Знакомцы позванивают. Товарищи живы-здоровы, иногда навещают по вечерам, с вином...
___Но как соотносится образ жизни с самим творчеством, искусством то есть? Художник делает то, что он делает, а кто рядом, - король, президент ли, генеральный секретарь, завистники, конкуренты, друзья,  жена, дети – важно, но всё же - вторично. И что есть живопись?
___Заниматься живописью – не значит ли создавать красивую субстанцию; кодировать секрет; ворожить тайну; перед тем как наконец вознестись, с мольбой припасть на колени; или же это благое дело сообщать зрителю о всеобщей доступности, демократичности стояний этого рода, и непременная параллельная обязанность удивлять, поражать, потрясать? А может, стоит просто творить себе так-сяк, что муза поёт, если всё же порой залетает - нисходит,  а там - как вывезет...
___Говоря грубо, успешный художник – это обладатель рабочего пространства, как минимум, метров 40 и четырехметровой высоты;  келья не мешала бы для философических измышлений, а также хранилище, где содержалось бы множество огромных и не очень длинноволокнистых холстов, папки с бумагой, прочие материалы в виде банок, склянок, туб и тюбиков. И все это благо с огромными окнами на Летний сад. И чтоб колокольная музыка карильона от Петропавловской крепости рассыпалась над акваторией, через Прачечный мост вдоль Фонтанки сопутствуя гаснущими перезвонами. А там, за поворотом в неспешных прогулках в качестве Божественного приложения можно было слушать, как Спасо-Преображенского собора тяжкий гул от дома Мурузи, где в «полторы комнаты» утекали младые лета Поэта, по гранитной оси Пестеля в избранные вечера сопровождает звонкий перезвон Пантелеймоновской церкви...
___Великая научная теория, гитарный риф, шахматная партия претворяются в молодые годы, картину, дом, поэму, ребёнка справляют и старцы.
___У Летнего сада он прожил наибольший отрезок своей жизни, - этот сад, как бы он не менялся, был его проходной двор и его «огород»; через который прогуливался, пересекая улицу Садовая, опять же в сад Михайловский, и через Михайловский дворец – Русский музей, сквозь торжественную решетку - на площадь Искусств к памятнику Пушкина; далее меж филармонией и гостиницей «Европейская» попадал на Невский проспект и воль Гостиного двора через Перинные ряды достигал галерею «Стекло», где, собственно, слава богам, наконец-то была продана самая большая и соответственно оценённая - «Арка» его, и теперь воспаряет «Большая Ротонда»…